Милый, милый Алекс! Меня опять подвела моя самоуверенность. Сквозь зонт я видел лишь силуэты. Когда я поднял его, вместо ожидаемых криков ужаса я услышал лишь неотчётливое хмыканье за колонной. Потом высунулась и сама рожа, улыбающаяся до ушей. Да, Алекс, Стенли de fag Милгрэм. Обдолбанный Стенли. Милгрэм-Много-Вольт. Помнишь, как он
развлекался с нами в Йеле?
Я был внутренне готов к полиции и милым беседам в зелёной камере министерства обороны. Чего греха таить, я с удовольствием свёл бы с ума пару-тройку самоуверенных военных нейролингвистов. Но к Стенли я был просто не готов. Дело даже не в его электричестве — я привык к боли, а в природе самой аномалии.
Я локализовался у другого выхода и бросился к Берте.
Ещё издали, сквозь дождь, я заметил, что бедная Берта стоит неподвижно перед входом в Дом, беспомощно сжимая в руке поводок Гарри. Поскальзываясь на грязных лужах и чертыхаясь, я шептал «Нет, нет»… Я, вероятно, мог бы разглядеть надпись на двери ещё от кафе на противоположном углу, но, почувствовав неладное, я просто старался не смотреть на дверь.
Только остановившись и упав на колени, я поднял на неё глаза. Милгрэм. *****************… Как же нелепо смотрится твоя наглая, дурацкая чопорная английская фраза в центре Парижа…
Сейчас они пустят электричество. Проклятый дождь…
Алекс, я выберусь сам, не нужно геройства. Если я знаю Милгрэма, он попытается влезть в меня, а не просто сразу стереть. Я выдержу пару первых волн боли и свяжусь с тобой в паузах.
